Баба Феня, начало

Здесь будет бабушкино фото, когда кончится карантин!
Моя бабушка, мамина мама, всегда поражала меня своим хорошим настроением. Даже когда она жаловалась на то, что болит голова или коленка, это все было как-бы мимоходом, для того, чтобы вовлечь тебя в разговор. Ей очень хотелось разговаривать, знать что у меня в жизни происходит, если уж она не могла непосредственно в этой жизни участвовать. А я злилась на ее утреннее: "Леночка, ну что у тебя новенького?  - полдевятого, детей в школу и сад, самой на работу - бабушка, ну что у  меня может быть новенького? Мы же вечером разговаривали!" И мгновенно совала  трубку ее сестре, бабе Мане, которая нас с Иркой вырастила. Баба Маня трубку принимала как священный дар и усаживалась, к моему удовольствию, минут на тридцать чтобы в сотый раз обсудить с любимой Фенечкой все, что с ними произошло за последние сутки. А как иначе? Что из магазина принесла. что и как приготовила, что зять сказал, что во сне видела - ну масса же всего вокруг происходит! Это как же нечего рассказать?
Я ее помню с середины пятидесятых, ей было тогда года 53 и она мне всегда казалась старушкой  - гладко зачесанные волосы, пучочек, сколотый шпильками, платочек, повязанный на голове. Старушка, право слово
Моя бабушка родилась в белорусской деревне Корытное в 1906 году. Никто не скажет теперь как звали ее маму. А отца звали Мина. Имя странное для белорусской деревни и корни у этого имени египетские. Впрочем, смешение кровей в тогдашней Европе было мощным, а имя это попало в православные святцы и, стало быть, могло использоваться при крещении младенцев.  Мама бабушки, по косвенным признакам, была из русской семьи, поскольку брат ее Андрей жил в Киеве, и женат был на польке. Брак у прабабушки был не очень равным, поскольку дядя Андрей жил до революции весьма неплохо. Его жена Ядвига была из польской состоятельной семьи, имеющей собственность в Прибалтике. Но в то время замуж отдавали по расчету. И лучше уж замуж в деревню, чем девку незамужнюю содержать! У бабушки было два брата и сестра. Не так уж много детей в крестьянской семье по тем временам, может и были еще, но этого я не знаю. Баба Маня, которая родилась в 1903 году в 10 лет уже пошла работать по домам нянькой, а чуть подросши - в поле и ухаживать за скотиной. Она никогда не училась ни грамоте ни арифметике и деньги различала по цвету и размеру монет и купюр всю жизнь.
А бабушку, единственную из всех детей сестры, дядя забрал в Киев и она даже поучилась пару лет в школе. Во всяком случае читать и писать она немножко умела. По-видимому, дядя очень любил бабушку и пока мог помогал ей и направлял по жизни.
После революции семья дяди  продолжала жить в Киеве. Тетя, с истинно женской хитростью, готовая на все, чтобы сохранить жизнь близким, уничтожила все документы и фотографии, которые могли вызвать подозрение у пришедшей власти. Наверное, как люди с образованием, они стали служащими со смутным происхождением из служащих. И, упаси боже, не из дворян.
Где бабушка успела поработать после революции толком не знаю. Может и в столовой официанткой. Никакой особенной специальности она приобрести не успела. Очень возможно, что она была взята в дядин дом для ведения хозяйства. Ну, типа домработницы или экономки. Факт тот, что до замужества, в главных ее кавалерах числился  кто-то из Белой армии. Не думаю, чтобы офицер. Хотя опять вопрос упирается в неизвестный дядюшкин статус?
Но семья такого жениха не одобрила! Тетушка понимала, что с новой властью шутки плохи и категорически настаивала на этом. Нет и нет! замуж за такого человека выходить нельзя! Видимо, происхождения был совсем неподходящего
Когда на горизонте появился мой дед Петров Степан Матвеевич, хоть и служивший в Белой армии, но из рабочей среды, он был принят весьма благосклонно и году примерно в 1924  бабушка вышла за него замуж. Надеюсь, что обвенчаться они смогли, поскольку бабушка была искренне верующей и для нее это было просто необходимо.
Молодые зажили своей жизнью. Дед не был кадровым военным, ушел на первую мировую по призыву, а в мирной  жизни был бухгалтером. В 1925 году у бабушки родился первенец, Юра, который умер в младенчестве, а в 1927 - моя мама. Судя по ранним маминым фото жили они совершенно нормально, во всяком случае на фото примерно годовалая Нина одета в белую полотняную рубашечку с кружевами, а не в какое-нибудь рубище.
А дальше наступил период, который можно назвать началом эпохи репрессий. Власть опомнилась, увидев, что некоторый подъем экономики в эпоху НЭПа сопровождается распространением свободомыслия и появления разных взглядов на все в стране происходящее. И, в первую очередь, на власть Советов. И решила власть почистить ряды. И начался Великий террор.
Дедушка по происхождению не должен был попасть под пристальное внимание  ЧК, однако он служил в Белой армии, а тогда могло и этого хватить. Кто-то ему шепнул, чтобы он поберегся. И он исчез. Я так и не поняла из бабушкиных рассказов, предупредил он ее заранее, что исчезнет или нет. В семейной хронике нет точных сведений. И бабушка осталась в Киеве в семье дяди с маленькой Ниночкой на руках, как соломенная вдова.
Она никогда не рассказывала про эти годы. Как они пережили голод. Как она справлялась с неопределенностью. Помогала ли им семья из деревни. Как-будто бы был наложен запрет на воспоминания о тех временах.
Но связь между сестрами явно существовала. И бабушка знала, что сестра Маня так и не вышла замуж - ее женихов забрала Первая мировая война, и по-прежнему живет и хозяйствует в родительском доме. Сначала поднимала младших братьев - Ивана и Илью. Иван родился где-то между Маней и бабушкой, а Илья - в 1909. А потом, вместе с бабушкой, сорвалась и поехала на Камчатку. Скорее всего, это бабушка попросила сестру разделить с ней далекий путь на край света с шестилетней Ниночкой на руках. Ниночка - бабушкино слово, она маму только так и называла. Степан позвал ее к себе, ее муж остался жив и она его не бросила. Она бросила налаженную жизнь в большом городе и рванула через всю страну в полную неизвестность.